Рыцарский эпос Испании – Песнь о моём Сиде
Этот литературный памятник принято сравнивать с «Песнью о Роланде». Если в последнем всё поражает вас своей неистовостью, своим неправдоподобием, то в случае с Сидом всё выглядит диаметрально противоположно. В основу этого сказания также была положена жизнь конкретной исторической личности, подвиги которой с годами стали восприниматься как национальный миф. Согласно истории, Сид был женат на родственнице короля Альфонса VI Химене Диас. Он был человеком «не названным историей». Нужно сказать, что одна из характерных особенностей поэмы – её большая историческая точность. Если это и эпос, то в большей степени бытовой, чем героический. Всё действие происходит в юго-восточной части Кастилии, в районе Медина-сели, тогдашнего пограничного с миром мавров города.
О подвигах своего героя за пределами этого края автор полностью умалчивает, зато занимает наше внимание перечнем дел частных, далёких от какой бы то ни было исторической значимости, но имеющих место именно в этом родном краю Сида. Что это, как не вариант местной мифологии. Никаких грандиозных свершений. Одна сплошная повседневщина. Однако внимательный историк может многое почерпнуть в поэме для выяснения обстоятельств пленения графа Барселонского или взаимоотношений Сида с могущественной семьёй Бени-Гомесов.
Точное описание леса Корпес, замка Атьенсы и других мест Старой Кастилии поражало и поражает воображение не одного исследователя. В поэме, например, не упоминаются многие известные арабские деятели, связанные с историей Сида, зато непомерное значение придаётся тем лицам мусульманского лагеря, памяти о которых история не сохранила, но которые жили, что называется, по соседству. Получается, что Сид если и воюет с мусульманами, то как-то нехотя, задевая интересы малозначительных феодалов.
Возникает совершенно справедливый вопрос: почему автор ничего не рассказывает о подвигах Сида, которые он совершает за границами своего края? Откуда такая скрытность? Всё очень просто: ну кто, в самом деле, будет открывать перед своим потенциальным врагом все карты? Это война особенная, война пограничная, война скрытная. Здесь всё должно совершаться в тайне, в виде партизанских вылазок. Если Сид, подобно Роланду, пустится совершать свои неистовые подвиги против мусульман, то остаётся только догадываться, что в ответ с этими испанцами-христианами, закрепившимися на территории малого Кастильского королевства, смогут сделать непобедимые мавры, ещё совсем недавно претендовавшие на завоевание целой Европы. Заметим, что до падения последнего халифата на территории Испании, то есть до завершения реконкисты, оставалось ещё долгих семьсот лет.
Реконкиста завершится вместе с падением Гранады лишь в 1492 году. Во многом поэтому поэма почти не даёт примеров фантастики и гиперболы. Здесь не чувствуется желания превозносить на каждом шагу величие католических святых. Все святые вместе со своими верными адептами словно находятся в подполье, живя в непосредственной близости с грозным врагом. В поэме нет ничего сверхъестественного. Сид, в отличие от Роланда, не будет с рассечённой головой один расправляться с тысячами мавров. Уже давно замечено, что Роланд в одноимённой поэме обладает даже особым, отличным от мусульман, телом.
По мнению Вл. А. Лукова, во французской поэме даст знать о себе разная материальная плотность людей и предметов. Можно заметить тенденцию: тело француза обладает большей плотностью, непроницаемостью, чем тело араба. Мавр как бы пуст внутри, поэтому копье легко проходит через него и даже вышибает спинной хребет, меч разрубает мавра пополам. Напротив, тела французов сравнительно непроницаемы.
Особенно важен в этом отношении образ Роланда. Его тело как бы заколдовано для врагов. Сид, в этом смысле, сделан из одного теста, что и мавры. Так проводится важная мысль, что мавры – это не демоны, а люди, принципиально ничем не отличающиеся от христиан. По этой причине Сид, скорее, предпочтёт жить в подполье, скрытно, наподобие засекреченного агента, участвуя лишь время от времени в тайных вылазках и набегах, нежели впадать в неистовство христианского фанатика. Иными словами, Сид вместо открытого конфликта предпочитает договариваться с врагами, предпочитает увидеть в них людей, а не просто антагонистов-иноверцев. Поэма настолько буднична, что даже явление Святого Гавриила происходит как-то деловито, по-бытовому, без патетики и религиозного экстаза, словно втайне. Ну, поведи себя христиане в данной ситуации иначе, и всё – конец наступит незамедлительно.
Если битву при Пуатье арабы и проиграли, то никто не сможет лишить их славы других побед, в результате которых им удалось завоевать полмира. Помимо этого следует также отметить, что для людей той эпохи общение со святыми заступниками – реализм повседневности. Но вместо ощущения чуда мы погружаемся в скрытое, тихое общение с Богом. Сид, может быть, хотел бы точно так же, как Роланд, послужить Спасителю в войске архангела Гавриила, но у героя испанского эпоса задачи посложнее. Ему надо выжить, выжить в окружении врагов, надо не просто рубить головы этим врагам, сие сделать легко, а надо понять врагов своих, надо победить их веру своей верой. Исследователи поэмы ссылаются также на эпизод с сундуком, который Сид отдаёт в залог кредиторам-евреям.
Но это всего лишь бытовая смекалка, проявление природной вороватости главного героя. Евреи и мавры в этом противостоянии были по одну сторону баррикад. И если мавры воевали, то евреи занимались денежной, экономической стороной дела и не только. Сид и здесь проявляет бытовую смекалку, его гешефт с сундуком – это попытка выиграть и экономическое противостояние. Учтём тот факт, что Средневековье – система, основанная, в основном, на натуральном хозяйстве. Деньги здесь не играли решающей роли в отличие от Возрождения и Нового Времени, когда капитал и совершит революцию. Шпион Сид должен быть мастером на все руки.
Он проникает уже не только на географическую территорию, захваченную маврами, но и, можно сказать, в недалёкое будущее, когда ростовщики и банкиры возьмут власть над миром. Так, в бытовой форме в «Песне о моём Сиде» решаются задачи будущего. Эпизод со львом вроде бы выпадает из общего тона повествования. Но историкам хорошо известно, что в замках держали львов, и это всего лишь ещё одно проявление быта, характерного для той эпохи. Сид, как верный вассал, демонстрирует безоговорочное подчинение синьору.
Он ни за что не собирается стать предателем, хотя монарх и несправедлив к своему вассалу. А как же иначе? Вспомним, где происходит действие поэмы. Это же пограничная с мусульманским миром местность. И если здесь будет нарушена основная рыцарская Добродетель, здесь, где всё так зыбко, ненадёжно, здесь, где рождается неясное будущее, здесь, на передовом рубеже христианского мира, то, что же можно ждать от всех остальных христиан? Это борьба не открытая, а партизанская, борьба во многом духовная, это борьба вер, борьба не на поле сражений, а в душе человека. Понятно, на какой богатой почве христианской терпимости взойдут впоследствии идеи романа «Дон Кихот» Сервантеса.
