Андрей Белый – Борис Николаевич Бугаев

Естественник по образованию, склонный к символизму и мистике (отсюда увлечение антропософией). Отталкиваясь от средневековых традиций, он оказался одним из немногих русских писателей XX в., которые использовали ритмическую прозу.

Белому присуще экспериментирование и даже игра с внешними формами, и в этом смысле он предшественник формализма, возникшего в русской литературе 1930—1940-х гг. (Ю. Н. Тынянов и др.). Художественные изыски не помешали Белому страстно любить Россию и выразить это в простых строках:

Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня.

Над безумствующей Россией, как у Тютчева и Блока, находится Христос:

Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.

Отсюда проистекает его вера: «Россия — Мессия грядущего дня!»Эксперименты Андрея Белого оказали влияние на всю русскую поэзию XX в. — как на более молодых современников (Маяковского, Есенина, Цветаеву), так и на поэзию второй половины XX в.

При желании Андрея Белого можно даже считать предшественником нынешнего постмодернизма, в котором сочетаются различные стили и приветствуется экспериментирование с предметом искусства.

Вообще, присущая символистам склонность к углубленному всматриванию в мир способствовала тому, что они видели в бурных событиях начала века то, чего не замечали представители других направлений, — символы грядущего во всполохах настоящего, и поэтому оказались прозорливее многих.

В конце жизни Андрей Белый перешел почти исключительно на прозу и, в частности, написал интересные воспоминания об атмосфере начала XX в. Андрей Белый и по сей день остается загадкой
русской литературы.

Еще один видный символист Константин Дмитриевич Бальмонт (1867—1942) на рубеже веков был самым популярным русским поэтом. В его стихах звучала тонкая и изощренная музыкальность, до тех пор никому не ведомая:

Я — изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты предтечи…

Особенно знаменит его сборник «Будем как Солнце» (1902). В первую русскую революцию Бальмонт, как и многие интеллигенты, пережил период увлеченности революцией («Песни мстителя», 1905), но после Октябрьского переворота его позиция изменилась. В 1921 г. он эмигрировал и жил, сильно нуждаясь, во Франции.

Поражавший современников широтой познаний Валерий Яковлевич Брюсов (1873—1924) выступил в печати со сборниками стихов «Русские символисты» в последнем десятилетии XIX в. Брюсов не только поэт, но также беллетрист, драматург, переводчик, литературовед, историк.

Он ввел в поэзию образ современного большого города, «по железным жилам» которого «струится газ, бежит вода». Люди для Брюсова — «владыки естеств», «пьяные городом существа».

На его творчестве лежит печать пессимизма («Я был, я мыслил, я прошел, как дым…»), в основе которого смертность человека. Вопреки фетовскому «То, что вечно, человечно», Брюсов провозглашает:

Но только страстное прекрасно
В тебе, мгновенный человек!

Брюсов воспел «грядущих гуннов», «творящих мерзость во храме»:

Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.

Еще одна группа поэтов, вошедшая в литературу на десятилетие позже символистов «второй волны», объединилась под названием акмеизма (от греч. акме — вершина, расцвет).

Его основали в 1909 г. ученик Бальмонта Сергей Митрофанович Городецкий (1884—1967), а также ученик Брюсова Николай Гумилев и его жена Анна Ахматова.

Акмеизм — это реакция на символизм, восстание против «тумана неясных форм, неверных очертаний» с целью нового подвига: «живой земле пропеть хвалы».

У акмеистов, писал Городецкий, «роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мысленными подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще».

Акмеисты против «звонов, стонов, перезвонов», увлечения музыкальной стороной слова, в пользу выявления его пластики и конкретного смысла.

Акмеисты не удовлетворись намеками символистов на потусторонний мир, а пытались открыть духовность в посюстороннем мире и в самой материи стиха. Аналогичны им искания в живописи начала XX в. И то и другое было в определенной мере реакцией искусства на становящуюся заметной бездуховность жизни в условиях засилья товарных отношений.

Искусство хотело не только критиковать действительность, но и быть вполне художественно самостоятельным.